"...Мы не об убийствах молчим часами, просто в тишине хорошо вдвоём. В этом тонкостенном хрустальном храме бесконечной нежности мы умрём." (с) Тара Дьюли
Не умею молиться.
Вот черт, никогда не умела.
Не цыганское это, как видно, привычное дело.
Но стою на коленях – вся в белом – у ветхого храма.
И смотрю, как скрывается солнце за тень Нотр-Дама.
Я не знаю тех слов, что в священных написаны книгах,
Но у женщин мольбы вечно сходны – до боли, до крика –
Сохрани его, Дева Мария, Священная Матерь.
Сохрани нас обоих – твой сын говорил, люди братья.
Я греховна, должно быть, по меркам высокого Неба.
Я считала всю жизнь, что все люди жестоки и слепы,
Но молю на коленях, о Дева, меня не жалея –
Сохрани ему жизнь. Я умру за него, не бледнея.
Мне не жалко ни смерти, ни жизни, ни слова, ни дела.
…не умею молиться. Вот черт, никогда не умела.
Вот черт, никогда не умела.
Не цыганское это, как видно, привычное дело.
Но стою на коленях – вся в белом – у ветхого храма.
И смотрю, как скрывается солнце за тень Нотр-Дама.
Я не знаю тех слов, что в священных написаны книгах,
Но у женщин мольбы вечно сходны – до боли, до крика –
Сохрани его, Дева Мария, Священная Матерь.
Сохрани нас обоих – твой сын говорил, люди братья.
Я греховна, должно быть, по меркам высокого Неба.
Я считала всю жизнь, что все люди жестоки и слепы,
Но молю на коленях, о Дева, меня не жалея –
Сохрани ему жизнь. Я умру за него, не бледнея.
Мне не жалко ни смерти, ни жизни, ни слова, ни дела.
…не умею молиться. Вот черт, никогда не умела.